День был длинный и тяжёлый, но полный действий и впечатлений.... Мы шли, четыре балбеса, по дороге. Дикий, Ден, Филипп и я. Дорога была обычная, из тех, что связывают провинциальные города: узкая полоска асфальта, струящаяся между двумя стенами леса и перелесков. По сторонам дороги был, как водится, кювет, а лес начинался уже дальше. Мы приближались к повороту, и шли с внутренней его стороны – просто по случаю. День был действительно непростой, и я шёл уже не помня себя, не глядя перед собой. Из думки меня вывел визг тормозов. Из-за наших спин выскочила девятка, и бросилась в бешеном заносе в поворот. Выскочила в кювет. Перевернулась. Смахнув с себя оторопь и удивление, мы подбежали к машине. Из окна покореженной и дымящейся развалюхи торчала рука с кровинкой, и нога. Она была придавлена и жестко зафиксирована, так что особых надежд мы не питали. Подошли прохожие – какие-то женщины, зеваки, и крепкий старик, который тут же взял дело в свои руки. Под его руководством мы вытащили с заднего сиденья двух девчонок, бледных и испуганных, словно придавленных, и одного мужика, пассажира с переднего сиденья – тот выглядел вполне нормально. Потом старик скомандовал перевернуть машину, чтобы вытащить водителя. Хоть у нас и были опасения, что это ему лишь сильнее повредит, но иначе делу было не помочь. Мы навалились впятером, и поставили «девятку» на колёса. Теперь водителя, который на первый взгляд казался безнадежно изломанным и израненным, можно было извлекать. И что же – он был в порядке, несмотря на то, что из окна машины торчали и рука и нога, несмотря на то, что он сидел за рулём, и должен был пострадать. Как я понял со слов окружающих, ногу он высунул в окно ещё до входа в поворот – и, следовательно, совсем не рулил. Но выжил. Далее мы с друзьями решили разделиться: авария-аварией, но наша электричка должна была вот-вот прийти. К счастью, не всем нам надо было на неё сесть – Филипп ночевал где-то неподалёку. Мы оставили его оказать первую помощь и вызвать «скорую», а сами бросились бежать к перрону. По правде сказать, произошедшее оставило у меня двойственные впечатления. С одной стороны, произошло чудо. С другой стороны, чудо произошло совсем не там, где надо. Пьяные ребята, вроде этих – потенциальные убийцы. И если бы мы шли по внешней стороне - нам не жить. История, которой я оказался свидетелем, показалась мне недостаточно поучительной. Может быть, сказалась привычка воспринимать всю жизнь как один бесконечный урок, но я, уложив в голове мысли, вскоре высказал своё мнение своим знакомым. Высказал и забыл, как водится. Но чего я никак не мог ожидать, так это того, что история имела продолжение. И я его вскоре услышал.
В выходные через неделю после происшествия были большие игры в Бужаниново. Там я встертился с командой, снова увидел Филиппа, но про аварию не вспомнил. Не вспомнил и он – куда там: три дня в походных условиях, три дня набегов-постов-поисков схронов по лесу. Всё же воспомнания-воспоминаниями, а реальность-реальностью. Но игра подошла к концу, итоги были подведены, и мы, уставшие и вонючие, три дня спавшие и евшие кое-как, сели в поезд. Тут-то Филипп вдруг и начал рассказывать о том, что произошло после того как мы убежали. Он осмотрел ребят с первого сидения. У одного были легкие повреждения головы, и, видимо, сотрясение. У второго – порез и ссадина. У девчонки с заднего сиденья ушиб. Ну и все были испуганы, конечно. Как мог он обработал ссадины и раны, перевязал голову пассажиру. Филипп также добавил, что ребята очень не хотели чтобы вызывали скорую и вообще давали делу огласку – дескать, права отберут. Однако, предполагаемое ими развитие событий реальности не соответствовало. Из-за поворота вышла еще одна визжащая тормозами машина. Вошла в поворот точно так же, как первая и перевернулась. Во второй машине сидело семейство – муж и жена с годовалым ребенком. О них Филипп мало что сказал, из чего я сделал вывод, что с ними было всё в относительном порядке. Конечно, они были пьяны, также как и первые ребята. Но что самое страшное, вторая машина задела поставленных Филиппом на ноги ребят. Задела так, что они подлетели в воздух, как он сказал. Они выжили вновь, но теперь уже у обоих было сотрясение мозга. Когда же Фил прикоснулся к штанине водителя, она была вся мокрая. Оказалось, перелом. Осколок кости пробил мышцы и мягкие ткани, оставив круглое, как от пули, отверстие. И вот после этого приехала скорая, которая теперь была по-настоящему необходима. Фил же по-тихоньку отчалил. И снова пришло время делать выводы. Всё встало на свои места, с одной стороны. С другой стороны, мои слова претворились в действительность. Я, готовый к неприятному концу еще когда мы подбегали вначале, таки встретился с этим концом. Да, так правильнее. Да, это соответствует моему видению жизни. Но мои слова стали реальностью, и не важно, где там причинно-следственная связь и есть ли смысл её искать – осознать это всё равно было жутковато. Это то самое сырое о чем я говорил. Я может терпимо отношусь к ориджам "из головы", но записывать реальные события все-таки не могу нормально, и не имею понятия как это править.
читать дальшеСегодня меня ждало оно. Лесное озеро. Спрятавшееся в глухом лесу, далеко от деревни, оно буквально завлекало меня. Конечно, прежде всего я хотел наловить там щук, чтобы с гордостью показать их деду и зажарить на сковороде. Но сначала нужно было помочь разгрузить машину Алёны. Она человек деловитый, свободную пару рук всегда приспособит, особенно в первый день после приезда. Так что таскал я грузы разной тяжести до самого вечера, и почувствовал себя утомлённым. Но пересилил себя, и пошёл распаковывать удочки. Приехал в Балуево я не так давно, с местными достопримечательностями знаком не был. Поэтому, не спрашивая ни у кого ничего, я собрал удочки и пошёл к озеру по узкой тропинке. На этой тропинке отпечатались в некоторых местах следы кабанов, кое-где красовались горстки лосиного помёта, в общем, жизнь цвела буйным цветом. Комары только доставали меня, но не сильно: бедняги скорее путались в моих волосах, чем добирались до кожи. Я, изредка отмахиваясь от насекомых, и ещё реже задевая удочкой деревья и путая леску, вышел-таки к озеру. Деревья передо мной расступились, тропинка перешла в деревянный мосток, открывая через болотистый берег дорогу к здоровенному блюдцу с чёрной водой. Со всех сторон, на каждом берегу, сразу от воды начинался густой лес. Густой, и очень живой. Живой до невероятия. Стоило мне выйти к воде, как с ближайшего дерева сорвалась крупная птица, и тяжело-тяжело полетела прочь. "Тетерев, наеврное" - подумал я. И снова взглянул на воду. Спокойная-спокойная. Холодная и чёрная. День такой жаркий, везде я не мог спрятаться от этого летнего беспощадного солнца - а тут словно в другой мир попал. Спокойный, глубокий мир. Осмотрев озеро и осмотрев снасти, я насадил червя и забросил крючок в воду. Моё внимание полностью сосредоточилось на красной пипке поплавка, но иногда я всё-таки поднимал голову и ещё раз обшаривал озеро и лес взглядом. Что-то было в этом пейзаже странное. Сам лес и само озеро показались мне цельными живыми существами, наблюдающими за мной. Это чувство подавляло меня. Казалось, что на меня смотрит великан. Хотя откуда смотрит и не сказать. Да и кто смотрит, тоже вопрос. Но я быстро пришёл в себя, и вытряхнул дикарские суеверия. "Озеро - живое? Ну-ну." - сообщил мне циничный голосок в моей же голове, и я снова ушёл в рыбалку. Подул ветер, и начал дуть всё сильнее. Поплавок стоял, как и в самом начале, без единого движения. Я несколько раз перебросил приманку, поменял выоту, - всё без толку. "Ладно - подумал я - вот сейчас собьёт ветер жуков с листьев, буду ловить у поверхности". И поступил как хотел. О шумящем монолите леса, о покрывшемся рябью черном озере я и думать забыл. Меж тем время шло. Ветер стих, солнце село. Я с удивлением обнаружил, что щеки мои горят. Перегрелся, стало быть, на солнце. Перегрелся и не заметил, на рыбалке обычное дело. А ещё почувствовал, что устаю. Устаю просто держать в руках удочку, как ни странно. Но баранье моё упрямство не давало мне возможности уйти без улова. Я снова закинул удочку, и вдруг почувствовал новый порыв ветра. Резкий, внезапный. Леску перепутало, выбросило на берег. Придумал же ветер подуть точно тогда, когда я забрасывал. Пришлось сидеть и распутывать. Похолодало. Я распутал леску, снова забросил. Ветер дул по прежнему, но я уж был готов, и не промахнулся. А холод меж тем прокрался под одежду. Я поежился, посмотрел на застывший, как ложка в сметане, поплавок, и дёрнул удилищем. Мёртво. Зацепилась, значит. Вытащил, распутал. Поглядел снова на окружающую меня зелень, и уже с досадой сказал: - Хоть одну рыбину, и уйду. Я и сам уже хотел уйти, но пересилить себя не сумел. Зелень и синь по-прежнему холодно смотрели на меня, только вот теперь я почему-то не сомневался, что они живые, что они действительно смотрят. Краем глаза я заметил круги на воде, и в то же время ощутил напряжение. Поплавок дёрнулся! Леска пошла вниз, и я подсёк. Подсёк и потянул, чтобы увидеть крошечную, в полпальца длиной, плотвичку, зацепившуюся брюхом за крючок. Тут мне стало как-то совсем плохо. Как будто посмеялись, так осмысленно и резко, и без причины и с причиной. Для кого-нибудь это просто не особо связанные друг с другом случайности, да. Но я для себя решил, хоть есть и другой ответ, что озеро и лес здесь живые, и всегда обращался к ним во время рыбалки. Иногда мою просьбу выслушивали, иногда нет, но чаще молчал я, молчало озеро. Ведь только молча можно почувствовать жизнь лесной чащи и затерянного в ней блюдца с чёрной водой.
Однажды, в далекой-далекой стране читать дальше, ...встретились два мужика. Не то чтобы молодые, не то чтобы пожилые, а так. И было время в той стране голодное. Встретились мужики в горе большом, с впалыми скулами, с поникшими плечами. Посмотрели друг на друга - а в глазенках у обоих умишко блестит. Узря это, как согрелись мужики: стали думу думать, разговор разговаривать. И надумали, и наговорили. Взял каждый метлу, взял поскреб, и давай мести, и давай скрести, по коробам, по углам, да на чердаке. И намели, и наскребли оба по горсточке муки. Положили в печь, и давай его катать в огне яром, крутить да поворачивать. Румянить, стало быть. Пекли-пекли, пекли-пекли, пекли-пекли, и испекли пирожок - не пирожок, а теста колобок. Взяли рогатину, вытянули колобок. Только вилкой его хотели ткнуть - он каак прыгнет! И укатился под стол. А один из этих мужиков был очень хитрый. Поманил колобка он, и говорит: -Давай мы тебе имя дадим, жить у нас будешь. Колобок кивнул кругленько, подкатился. Дали ему мужики имя мудрёное, сделали полотняные штанишки да куртку из обрезка сукна. Смотрят - живое. Бегает, прыгает, ругается аки моряк. Есть, стало быть, уже нельзя. Снова пригорюнились мужики, человечность в них заговорила. А был второй мужик, тот, что не хитёр, умен зато зело. Схватил он себя за голову, покатал в ней мысль пальцем указательным, примял большим - и придумал: -А давай этого в цирке да теятре показывать, народец радовать! Хитрый согласился. Пошли в цирк, в теятр, а там народу - немеряно. Дали управляющему на джин, заморский такой горючий напиток, и давай показывать. А на вывеске написали: "Чудо заморское, тесто живое". Народцу то что, только бы невиданное увидеть. Смотрели да охали, мужики приходили да бабы, малые да не так чтобы малые. Сразу мужикам золото, сразу мужикам серебро, сразу мужикам мешок муки. Но самим мужикам уже скучно было. -Что это мы, - говорит хитрый, - такую скуку показываем. Один это что, один одинок. Слепим ещё! И слепили. И показали. И стало их представление самым шумным в стране той, и стали цирк их любить и все им подражали, тоже тесто лепили, но так справно ни у кого не получалось. А звали мужиков так: Мэтт и Трэй.
Я очень давно не был в нашей поликлинике. И тут пришлось. Терапевт, которая давно меня не видела, воспользовалась случаям и выдала мне целую кипу направлений. обычный набор, кровь, моча, флюорография, ЭКГ. Вот с ЭКГ-и вышла маленькая занятная история. Пришёл, и пока проходила передо мной длинная очередь студентов, пялился глазами куда попало. наконец, увидел и табличку на двери кабинета. "Суворов.П.Е", или что-то подобное было там написано. Я глупо улыбнулся, и когда пришло моё время, с ухмылкой вошёл в кабинет. А там сидел молодой врач, видимо, недавно переведённый, и на груди у него красовалось: "Пугачев...". Я немного прибалдел, и протянул ему папку с бумагами. Странные вещи творятся у нас в больницах.
Всё-таки средний писатель. И по ощущению, и по смыслу. И себя ещё очень любит. В стихотворениях в прозе очень заметно. "Иду, значит, я, по полю, а тут фигак - воробьи. Ну и я такой удивился." Угу. Стихотворения в прозе, кстати, похожи по форме и сути на "Крохотки" Солженицына, но проигрывают им по всем статьям. Угу. Кстати, одно из "стихотворений...", "Порог", сильно бы выиграло, еслиб Тургенев убрал из него последнюю строчку. Ага. "Отцы и дети" перечитал, таки муть. "Муму" и вовсе. Записки, говорят, ничего, но я их ещё не перечёл, а из прошлого прочтения не помню ничего, кроме уютной атмосферы. Но это уже очень много. Кстати, он мой тёзка. Ага.
Такое ощущение, будто у меня сломался переключатель между желанием и действием. Есть вдохновение, есть идеи для рассказов - и не пишу. Не фотографирую, тоже. Даже почти не читаю. Ой-ё, это действительно хреново. Я и так изрядно ленивая скотина, но это уже перебор. Надо брать себя в руки, хоть и лень конечно.
... связанных с моими снами. Во-первых, во сне практически всегда со мной кто-то есть. Иногда мне кажется что это тоже я. Во-вторых, прямо во время "просмотра" сна какая-то часть меня вдумчиво анализирует сон и даже объясняет мне, почему приснилось то или иное. В-третьих, самые яркие и многочисленные, целыми сериями. сновидения снятся мне когда я много сплю. Например, если меняется погода, и я сплю с двенадцати до двух. Что самое главное, если я много нервничал. Это все довольно простые вещи, но их интересно за собой замечать.
... каждого конкретного пентюха, который словом пользуется.
Не так давно я читал-перечитывал роман "Война и мир". Скорее читал, так как от первого прочтения осталось на удивление мало толковых воспоминаний. Прежде чем излагать впечатления, озвучу ряд появившихся у меня несколько ранее идей, касающихся чтения любых текстов. Во-первых у всякого текста свой характер. Он может потребовать от читателя определенной концентрации/асслабления, а также моральной и нравственной зрелости или, вполне возможно, определенного склада характера. Во-вторых, и это тесно связано с первым, текст нужно почувствовать. понять его темп и характер, даже если он тебе чужд.
Применив и то и другое к семейной хронике Толстого, а впрочем, ее и так не столь сложно читать, я получил забавный результат: Толстой, при верном подходе (сверил впечатления с разными знакомыми) оказывает гипнотический эффект. Сила образов очень высока, читая, ты видишь очень много и очень четко. Вдобавок, темп так завораживает, что ты не отвлекаешься вообще, и тебе не нужно сосредотачиваться на чтении. Ты уже там. Но не это главное. Главное, это то, что я обнаружил при коротком исследовании композиции эпопеи Толстого. Это взаимодействие сюжетных и внесюжетных элементов, скажем так. Сюжетные элементы - это действия персонажей, непосредственнно события романа. Внесюжетные - рассужденизмы Толстого. Во-первых, рассуждения равномерно заполняют весь роман. Во-вторых, что еще интереснее, каждая часть романа начинается с рассуждений Толстого, и заканчивается ими. Действие в середине. Таким образом, события романа иллюстрируют рассуждения Толстого, рассуждения же являются (и это очевидно) ступеньками к пониманию второго эпилога, философии истории. Увидев, как точно толстой выбрал события, чтобы строить на них свои суждения, как подогнал композицию, как поработал над образами исторических деятелей, я понял что он по-настоящему невероятный тип. Он продумал все и смог полностью убедить читателя. для большинства, по-крайней мере, на время чтения, его личное видение событий в.о. войны стало абсолютным. Толстой мастерски убеждает.
Но эито было вступление. ну или основная часть. А вот сейчас будет главное.
Хотя Толстой мастерски все продумал, основа его убеждения не в этом, а в чем-то более эфемерном. Решил назвать это силой слова. Сила слова это сила убеждения, вызванная многочисленными факторами: стилистикой, композицией, образностью, и т.д. Сообразить все эти факторы не могу, но еще интереснее еще более очевидная мысль: у каждого писателя эта сила своя, и меняется в течение творческой жизни.
Вот Гончарову, например, при всем его уме, именно силы слова не доставало. "Обломов" картонный, другие его романы (не по моему опыту, но по опыту человека, который сделал почти те же выводы что и я) тоже.
Это все довольно простые идеи, появились у меня гораздо раньше. Но теперь я смог, кажется, более-менее сносно их изложить.
Интересные вещи я отметил в себе, когда вернулся. Забавно, но отступили в сторону все мелочные принципы, которые раньше мне были нужны чтобы держать себя в своей власти. Принцип всегда ставить букву "ё", принцип не ставить смайлы, а выражать все словами, и много-много прочей шелухи. И вообще стало проще и приятнее смотреть на мир. Наверное это и есть то, что я получил в своей поездке и в жизни под Вологдой. Приятные изменения, прямо скажу.
@настроение:
Ищу ответ на вопрос жизни, вселенной, и вообще
Опять читал в парке, на этот раз не мордой к реке, а спиной. И рядом сидели болтливые господа с мобильниками и прочей нечистью. А я водил глазами по строчкам, но периодически отрывался от книжки и оглядывал всё вокруг себя. И всё окружающее делалось таким... настоящим, реальным. Всё жило, ни на что не полагаясь, существовало, лежало на своих местах. И в этом было столько красоты... Но чтобы увидеть жизнь живого и неживого в парке, нужно было спокойно сидеть, не двигаться и даже не особенно-то думать. Люди же, начисто поглощенные болтовнёй друг с другом этого не просто не видели, они и не могли увидеть. Так зачем они пришли в парк? А ответ тоже есть. Им требовался другой фон, для своей болтовни, другое окружение. Тоже вполне разумный подход к себе. правда, разум тут не причём, такие вещи не осоззнаются, а делаются по желанию. И в этом плане они ничем не отличаются от меня: я-то в парк изначально читать пришёл, а не любоваться. Совать морду в книжку, и только изредко, слепо как крот озираться по сторонам. Мне тоже хотелось другого фона и атмосферы.
@музыка:
Стук клавиш
@настроение:
Это было хрен знает когда, а публикую я это сейчас
"большой треугольник", на самом деле нифига не большой, это города Москва, Петербург и Вологда, а также связывающие их в форме треугольника дороги.
Вообще это мой первый опыт путешествия автостопом/на собаках/пешком.
Началось с того что в начале августа, уже после экзаменов, мой дядя Тиша внезапно предложил через несколько дней съездить автостопом в Питер. Я согласился. читать дальше Из Москвы до Питера добирались так: доехали на электричке до Твери, остановились, вылезли, решали что дальше делать.Тверь забавный город. Игрушечный, как будто. Все теснится, здания и гаражи прыгают друг на друга, улицы широкие, но кажется, будто их вообще нет, а по улицам ходят смешные дребезжащие трамвайчики.
На одном из них мы с Тишкой и выехали из города прямо на междугородгюю трассу, где и голосовали. Часа два ничего е ловилось, так что мы пешком дошли до дальнобойщицкой кафешки, где купили шесть бутербродов и нашли водителя, который подбросил нас на сто тридцать километров. Тихий такой дядька, но когда мы его уже спросили отказаться не смог. Такой вот парадокс вежливости. Впрочем, подвезти незадачливых путешественников - невелик труд. Хотя всякое бывает.
Он задал нам несколько дежурных вопросов, вроде "куда едете?", "давно путешествуете?" и т.д., но активного разговора не было. Зато мы с Тишкой разговорились.
Сбросил он нас в маленьком городке на полпути до Новгорода где нас тотчас же, мы голосовать-то еще не начали, поймал следующий водитель. на вид - типичный маньяк. Такой маленький дядька в очках с доброй улыбкой. "Я вас ещё в твери видел", говорит. Жуткое впечатление, честно говоря, произвел. Сказал, что подкинет до Новгорода. Ну, нас двое, мы согласились.Оказалось, не маньяк вовсе, просто идеалист, который верит, что каждый добрый поступок приближает светлое будущее. Говорить с ним было скучно. Какую бы тему мы ни поднимали, отнего нельзя было ждать ни жаркого спора, ни оригинальных суждений и идей. Зато - действительно добрый. Вообще до этого путешествия я отличался однобоким взглядом на окружающие меня человеческие существа. Есть они и есть, скорее всего - сволочи. А между тем, сколько их на самом деле, самых немыслимых типажей, и сколько в жизни того, что ты ожидаешь встретить в книге или фильме, но почему-то не ждешь в реальности. Самых странных совпадений, "неожиданных" поворотов сюжета, и прочих соответствий законам жанра, причем некоего неопределенного, все время меняющегося жанра.
В Новгород мы приехали уже почти ночью. И обсудив дальнейшие действия, решили дождаться утреннего поезда, то есть попросту переспать на вокзале. Сейчас я думаю что решение было не лучшее, надо было вообще в Новгород не въезжать, попросить сбросить на трассе. Правда, тогда нас ждали бы проблемы на входе в Питер. А так мы приехали на очередной электричке, зайцами (ну, дать небольшую взятку контролерше пришлось, причем я, как сказал Тиша "вел себе как школьник без билета в автобусе", то есть глупо озирался по сторонам.), прямо в центр города.
Первое что мы сделали в Петрограде - заблудились в поисках хостела. Потом, правда, нашли достаточно быстро, после звонка своим в москву с уточнением адреса.
В городе провели три дня. Были на экскурсиях, успешно лишились наших мобильных телефонов, провели один день средний, один плохой, и один великолепный. И стали решать что делать дальше. После некоторого обсуждения я решил не возвращаться в Москву, а ехать вместе с Тишкой на его дачу под Вологдой, на земле старых русских деревень и монастырей. На утро четвертого дня, уже выписавшись из хостела, мы пошли искать общежитие чтобы провести еще один, лишний день в питере, но после нескольких часов поисков отказались от этой затеи: лишний день нам не больно-то нужен, а ребята в общежитии, которое мы нашли, особого доверия не вызывали. Так что в пять дня мы вышли (пешком) из города и быстро добрались до трассы м-18, ведущей к мурманску. От неё ответвлялась нужная нам дорога на вологду, но туда нужно было еще доехать. Впрочем, доехали. В общей сложности нас везли четыре машины. В одной из них целующуяся парочка особенно на нас не отвлекалась, в другой оказался вологодский мужик, который разговорился с привологденным Тишкой, в третьей - просто парень, от которого хорошим настроением разило на весь салон. Это иначе не назовешь. У него, что называется, все было хорошо. И, наконец, четвертым был бешеный лихач, который связывался по телефону со своим другом, чтобы узнать где ГАИ - на его ста сорока километрах в час постовые действительно были немножко ни к чему.
Где-то к семи часам вечера мы преодолели стокилометровый отрезок пути и оказались у дороги на Вологду. Там мы увидели следующую сцену:Стоявшая у обочины старушка, пытавшаяся остановить машину, вытянула руку, как-то странно вывернулась, и одновременно проговорила-прошептала "подвезите, пожалуйста".И что мы слышым? Жуткий скрип, визг тормозов, и, преодолевая чуть ли не пятьдесят метров тормозного пути, останавливается загруженная дальнобойщицкая фура. мы приняли к сведению, и буквально следующая фура досталась нам. Это был пустой Камаз с водителем, который, видимо, не говорил с живыми людьми уже около суток. По крайней мере он выплескивал на нас все, что думал без остановки. ругал женщин за рулем, чайников, идиотов, му**ка с мигалкой, и был просто воплощением всех историй и анекдотов о дальнобойщиках. Вдобавок мы ехали по бетонной дороге, и камаз, кабина которого сидела без всякой амортизации на оси, жутко трясся. Да, машину дальнобойщик тоже ругал. Мы почти не говорили, только слушали и вставляли слово, чтобы мужик продолжал свою речь. Ему это точно было нужно. Тогда я точно почувствовал, как сильно большие дозы одиночества и постоянного напряжения влияют на человека. Жуткая работа. Впрочем, зависит от того, как устроиться.
Когда он нас высадил была уже ночь. луна, отблескивавшая тусклым желтым светом, смотрела на нас сквозь дымку, тонкий-претонкий слой облаков, и оттого выглядела совсем сказочно. Вокруг были только сосны и прочие родичи Буратино, и трасса пустовала. Изредка проносилась легковушка с делающим вид будто не видит нас водителем, или женщиной с остекленевшими глазами. (Женщины автостопщиков вообще не берут. А если берут то крайне редко.)
Организовались так: один ест, второй голосует. И пока я жевал холодные бутерброды, Тиша остановил новую фуру. Между двумя машинами, этими закрытыми в кабине мирами, ну и, естественно, между хозяевами этих миров, была огромная разница. В противоположность камазу, в кабине Мана было уютно и хорошо. Во всем чувствовалась рука водителя: в полотенцах за спиной, в приютившейся между сиденьями маленькой плитке и кастрюльке, и даже не знаю в чем именно, но именно во всем. Вроде и нет особой разницы, но чувствуешь: здесь все живет и здесь живут.
Кстати, дальнобойщики единственные кто, кажется, чувствует себя как дома на трассе. Легковушка это гость. А дальнобойщик, который смотрит на все с высоты своей кабины, определенно хозяин.
Так вот, новый водитель был таким человеком, который распространял себя во все вокруг. Он немного говорил, но в отличие от всех водителей, которые везли нас до этого, он вызывал абсолютное и безоговорочное доверие. Я чувствовал его где-то сбоку, как родного, близкого человека, и чувствовал исходящее от него спокойствие. Он согласился подбросить нас до самого череповца, промышленного города, путь через который до дачи Тихона, в обход Вологды, был даже короче. И вот теперь мы поспали. Вернее, спал в основном Тихон. У нас с ним разные ритмы. Он спит мало и часто, я много но редко.
Около четырех часов утра было, когда наш грузовик въехал в Череповец. Пустые, безлюдные и безмашинные улицы соседствовали с наполнен зеленью, и редко-редко из неё торчали панельные многоэтажки. А вокруг этого райского сада царил завод. Трубы, градирни, строительные леса, снова трубы, рельсы, мрачные черные корпуса - и все это счастье металлурга в синем свете отступающей ночи, когда есть еще только намеки на солнце. И посреди всего этого - открытое пламя домны. На фоне синего ночного неба и тихого ночного города, топка, изрыгающая языки пламени и красный дым выглядела жутковато и чарующе. И никого. Пустой город, а завод будто работает сам по себе. Неземное зрелище.
Найдя автовокзал, мы с Тишкой стали ждать утреннюю маршрутку чтобы снова оказаться на междугородней трассе. И вот тогда-то меня наконец одолел Морфей, но я его победил. Сила воли, ага. Это Тишка может спать где угодно, а я предпочитаю сначала добраться, потом спать. Оставшиеся семьдесят километров проехали быстро. Странное бодрость на меня тогда нашла. Впрочем, знаю почему. Меня наконец-то перестал мучать живот, не без моей помощи, и я чувствовал, что горы могу своротить. Так что добирались "весело и с песней". Некоторое время нас катал дедуля лет семидесяти, залихватски крутивший баранку, и изредка матерившийся. Гнал дедуля под сто двадцать по бетонной дороге.
Еще была проигнорировавшая нас вначале "ока", взяла после того, как мы обогнали ее на "вольво" с другим водителем. "Ну я смотрю, берут, думаю, значит можно". Вообще трасса, как я понял уже позже, возвращаясь автостопом в москву, запоминает тебя. Через несколько часов, если едешь удачно и днем, ты знаешь всех, кто едет с тобой, а они знают тебя. И когда трасса тебя запомнила шанс поймать попутку вырастает: тебя уже не боятся брать.
В Балуево, на даче Тихона, я провел прекрасные двенадцать дней. Отдохнул, порадовался жизни, увидел множество великолепных снов. Кстати, спал я там по четырнадцать часов. Странно, думал, на природе мое время сна уменьшится, а тут наоборот.
И вернулся в Москву автостопом, уже в одиночку. Единственное что изменилось - это все чувства и все принимаемые решения. Да, именно так. Все-таки, когда можно положиться только на себя, воспринимашеь мир иначе. Несколько раз я плутал, но главное что изменилось, это восприятие всего происходящего. Автостоп с другом и без - это небо и земля. Поймал самосвал, с колоритным толстым мужиком и табличкой "за рулем 10 лет". Кстати вот прямо за его рулем располагалась целая вереница картинок с обнаженными девицами, которые водитель периодически жевал взглядом. Еще была машина с полулежачими сидениями, в которой казалось, будто я прямо на асфальте разлегся. Жаль, что я так и не догадался запомнить марку, балда. Был шанс потом говорить: "а я вот на **** катался, во я крут/удачлив/эээ. Одновременно со мной по дороге текли: семейство на "копейке", мужик, сидевший за рулем со временем стал меня узнавать и с улыбкой махал руками: мол, места нет, такой же как я автостопщик, весь в черном, пару раз я видел его в машине проносящегося мимо меня, один раз - голосующим на обочине. И один раз я мимо него прошел, в самом начале. Ближе к Ярославлю, то есть проехав примерно половину пути, я запомнил почти всех своих "соседей". В Ярославлеже с ними и расстался. Плутал три часа, и снова на дороге оказался уже когда стемнело, глубокой ночью. Оттуда и до Москвы меня подкинула "газель" с добродушным седым мужиком. Тот давал мне всякие поучительные советы и вообще был доброжелательной занозой в заднице. Как и любой по-настоящему хороший человек, чтобы вы в эти слова не вкладывали. Осталось у меня о нем очень хорошее впечатление, впрочем. И не вспомню, что он говорил, но тепло помню. Приехал домой в четыре часа ночи, и это было хорошо.
Последующие недели меня преследовало странное ощущение доверия к миру. Жаль, но со временем оно рассеялось. Хотя кое-что осталось. Самое важное. И стало частью меня.
Сидел, писал для одного человека главу в один фанфик, и вдруг (кое-чей дневник помог), во время отдыха (читал кой-какие фики) пришла в голову даже не мысль, а образ. Этот фик просто полная зарисовка, тут одно только настроение.
Название: Мечтать не вредно Фандом: Гарри Поттер Жанр: Полстраницы бреда. НЕ слэш. Герои/Пейринги: Артур Уизли. Состояние: Свежий, сырой. Размещение: Размещайте, не забудьте только сказать, что это моё. Остальная часть шапки: не нужна нафиг.
Рабочие будни, снова и снова. Встать в семь утра, умыться, одеться, сонно поцеловать жену, натянуть драную одежду, захватить смену. Заранее устать, разозлиться на этих уродов в подземке, прокрасться к заветной телефонной будке. Сидеть в Министерстве, слушать ворчливое начальство, слушать издевки работников соседних отделов, слушать даже этих уборщиков. И всё равно, чёрт возьми, любить свою работу. Просматривать статистику преступлений за месяц, записывать подозреваемых в список, и понимать, всегда понимать: если там что-то серьёзное, дело отдадут другому отделу. Если мелочь вроде подделки ключей или самовыкручивающихся ламп - тащиться за тридевять земель только для того чтобы выслушать наглую ложь и уйти восвояси за неимением доказательств. Потеть в мантии, потеть в магловской одежде, ругаться когда тебе наступают на ноги, и при этом всё равно быть почтенным колдуном и вежливым горожанином. Пугаться машин, но проявлять к ним интерес. Фанатически следить за новыми изобретениями, но при этом бояться собственной жены и не прикасаться к заветным чудесам техники. Быть отцом полудюжины рыжих детей, и в тайне от всех глушить свою ненависть к отцовскому долгу в магловском баре. Слушать от неизменно шутливо-серьёзного бармена Джонни слова утешения, плакаться о властной жене, и сознаваться, что всё равно любишь её. Лелеять, лелеять, лелеять маленькую скромную мечту. Нет, не очень скромную, и не очень маленькую, а от того ещё более невыполнимую: забросить все свои обязанности, уйти от всех: от детей, от родственников, от жены, ото всех - и устроиться работать на заводе. А лучше поступить в университет, получить техническое образование. Это ведь никогда не поздно... Возвращаться домой и сокрушаться о невыполнимости своей скромной мечты. Мечтать о другой жизни, и понимать, что эта жизнь слишком тесно ухватила, привязала к себе, не отпускает. По ночам видеть в своём доме семейство упырят и их мать упыриху, которые притворяются твоими детьми и женой. Просыпаться в холодном поту, и на заботливым голосом заданный вопрос отвечать: "Ничего, приснилось что гномы в фут ростом заполонили сад и весь дом". Понимать, что почти сказал правду, но не озвучил суть. Одеваться, завтракать, начинать заколдованный круг сначала... И всё равно любить свою семью. И всё равно любить своих детей. И всё равно довольствоваться своей жизнью какая она есть.